Он похлопал ладонью сбоку от себя, приглашая мать сесть.
— Как все это устроить? — спросил он.
— Спасибо, Сулейман. — Она хотела было ласково провести рукой по его щеке, но он обиженно отвернулся. Вздохнув, Сайра начала:
— Через день-два я заболею. Меня начнет рвать, я перестану принимать пищу и буду жаловаться на боли. Ко мне придет лекарь, и, хотя он, конечно, не обнаружит ничего серьезного, он вынужден будет объявить о каком-то диагнозе. В силу моего высокого положения. Затем я несколько суток буду находиться между жизнью и смертью. И обеспокоенный сын должен будет навещать меня каждый вечер…
Наконец я объявлю о том, что видела призрак Ангела смерти, и потребую принести гроб. К тому времени лекарь изменит первоначальный диагноз и констатирует приближение моего конца.
На одиннадцатые сутки ко мне придет прощаться вся семья. — Тут Сайра прервалась и усмехнулась. — Забавно будет взглянуть на лицо Карем! Представляю, каково мне будет. Только бы удержаться от смеха в ту минуту!
Той же ночью Я умру, и ты отдашь приказ заколотить мой гроб. Сделают это Мариан и Рут. Они и сообщат о моей кончине.
А перед самым рассветом из дворца через тайную калитку в моем личном саду выйдут три женщины, одетые в простые крестьянские одежды. Никто их не увидит, а если они и попадутся кому-нибудь на глаза, то не вызовут подозрений.
— Ты сказала — три? — переспросил Сулейман.
— Да, я забираю с собой Мариан и Рут. Мариан англичанка и служила нам еще тогда, когда тебя не было на свете. Ее муж много лет был личным секретарем у твоего отца. Ты помнишь его. Их дочь Рут никогда не видела родной земли. Я не могу их оставить тут. Тем же, кто спросит, отвечай, что ты освободил их от рабства и позволил вернуться на родину, ибо такова была последняя воля твоей матери.
— Как ты будешь жить дальше, мама? Я не могу допустить, чтобы ты была на иждивении у брата.
— Тайно положи в дом Киры двадцать пять тысяч золотых динаров. Каждый год добавляй по пять сотен. Деньги будут переведены на мой счет в Эдинбург, где живут родственники Киры. Что до моих драгоценностей, то я сделаю перед «смертью» кое-какие прощальные подарки слугам, а остальное заберу с собой. Кто спросит о них, скажи, что похоронил вместе со мной.
Он кивнул.
— Ты все неплохо продумала, как я погляжу. Теперь я понимаю, что ты действительно хочешь вернуться на родину.
— Сулейман, я родилась шотландкой и умру ею. Но всю жизнь провела в Турции и не сожалею ни об одном дне этой жизни. Если бы Аллах предоставил мне возможность прожить ее заново, я избрала бы тот же путь.
Он наклонился к ней через стол и взял ее руку в свои. Взгляды серо-зеленых и золотисто-зеленых глаз на несколько мгновений встретились. Он уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Сайра его упредила:
— Нет, мой львенок. Я уже все решила. Когда в следующий раз придешь ко мне, молчи об этом. Карем держит среди моих слуг двух своих соглядатаев. Сегодня удалось удалить их, но я не могу это делать постоянно.
Она поднялась и проводила его к двери:
— Считай, сын, что это было наше прощание. Я любила тебя с той самой минуты, как ты был зачат. Все, что я ни делала в жизни с тех пор, я делала для тебя. Да хранит тебя Аллах! Что бы ни случилось, помни об одном: все мои мысли и молитвы о тебе.
Она вновь подняла руку к его лицу, и на этот раз он не отшатнулся. Она провела кончиками тонких, изящных пальцев по его лбу, глазам, носу, щекам и короткой черной надушенной бородке. Затем, заставив его наклониться, нежно поцеловала в лоб.
Спустя два дня гарем слегка взволновала новость о том, что грозная валидэ заболела. Лекарь поставил диагноз — легкое расстройство пищеварения. Он заверял всех, что через несколько дней валидэ встанет на ноги. Однако, когда по прошествии этого времени Сайре не стало лучше, среди обитателей Эски-сераля начался настоящий переполох.
Карем-кадина, сидя в своих покоях, регулярно получала последние новости от своих шпионов. Валидэ лежит в постели бледная и изможденная. Она не принимает пищу и слабеет с каждым часом. В последние дни стала жаловаться на боли в голове и груди.
Карем молила Аллаха о том, чтобы развязка наступила как можно быстрее, и морщилась, вспоминая о двух неудачных попытках отравить валидэ. Ей с трудом удалось скрыть радость, когда она услышала о том, что Сайра-Хафизе видела призрак Ангела смерти и приказала принести ей гроб.
Вечером одиннадцатого дня за Карем и ее детьми пришел слуга и объявил о том, что мать султана умирает и просит их к себе для прощания. Войдя в покои валидэ, Карем удивилась, ибо ожидала, что Сайра будет выглядеть гораздо хуже. «Впрочем, я не лекарь. И вообще, какая мне разница, с каким цветом лица она умрет, лишь бы умерла». Карем опустилась на колени перед ложем грозной женщины, и та положила руку ей на голову.
— Дочь моя… — донесся до Карем знакомый голос. Она с внутренним удовлетворением отметила про себя, что голос этот был слаб. — Дочь моя, — повторила валидэ, — ты пошла гораздо дальше, чем я могла от тебя ожидать. — Что это? В голосе проскользнула тень насмешки, или Карем показалось? — Но несмотря на то что в последние годы мы редко ладили, я тебе все прощаю. Ты до сих пор была хорошей женой моему сыну и хорошей матерью ваших детей. Я знаю, что ты будешь такой и впредь.
На долю секунды Карем испытала нечто вроде сочувствия к женщине, которая подняла ее из самых низов и которой по большому счету она всем была обязана, но вместе с тем Карем с трудом могла скрыть свое торжество.
— Да, я не буду меняться, мама, — твердо проговорила она. Сайра едва не фыркнула. Она и не сомневалась в том, что Карем останется такой же. Валидэ перевела глаза на внуков. Она благословила их всех, начав с принца-наследника Мустафы, который специально был вызван из Магнезии. Заставив его наклониться к самому ее лицу. Сайра прошептала: