Гарем - Страница 50

— В свободное от службы время, — сказал он новому секретарю, — ты можешь жить там, Алан. Кстати, придется сразу же переделать твое имя на турецкий лад. Отныне ты Юсеф. Твое же имя, Мариан, можно оставить без изменений. Оно не режет нам, туркам, слух. Надеюсь, что Юсеф быстро обучит тебя нашему языку.

— Я уже немного говорю на нем, мой господин. Муж учил меня.

— Как так?

— Алан… то есть Юсеф поехал в Турцию, чтобы служить клерком в гостином дворе своего друга. У его отца есть свой небольшой торговый бизнес в Лондоне, и он хотел, чтобы сын поближе познакомился с Востоком. Отец его верит, что в будущем торговля с Азией приобретет для Англии большое значение. Юсеф начал учить меня турецкому еще несколько месяцев назад, когда стало ясно, что мы приедем сюда. Сами видите, мой выговор еще весьма далек от совершенства Но я надеюсь, дело скоро пойдет на лад, ведь мне придется ежедневно общаться на этом языке.

— Чувствую, Мариан, что не ошибся в тебе. Служи верой и правдой моей жене, и ты никогда и ни в чем не будешь нуждаться.

— Хорошо, мой господин. Я никогда не забуду, что именно вам мы с Юсефом обязаны тем, что нас не разлучили. Вы очень добрый человек и спасли нас.

Принц отпустил их и обернулся к Фирузи:

— Скоро я вызову тебя, мое сокровище. А пока тайком возвращайся к себе и прикажи своим рабыням стереть бурое пятно со своего лица. Учти: вечером я лично проверю их работу.

Вспыхнув, Фирузи убежала. Принц смотрел ей вслед с чувственной улыбкой на губах. Он предвкушал радость, какую испытает Сайра, узнав о сделанном для нее подарке, и другую радость… которую доставит ему этой ночью пленительная Фирузи.

Глава 17

Днем женщины гарема собрались все вместе в общей гостиной. Тяжелые портьеры на окнах были задвинуты, а в середине комнаты весело горел открытый очаг, разгоняя по углам зимний холод.

Госпожа Рефет занималась вышивкой, время от времени молча поднимая глаза на своих воспитанниц. Амара и Ирис работали над гобеленом. Сарина сидела на полу, скрестив ноги, и водила пером по листу пергамента, набрасывая план первого летнего сада. Сайра, Фирузи и Зулейка сидели вокруг очага и играли в слова. Каждая по очереди указывала на какой-то предмет в комнате и называла его по-турецки, подруги же должны были дать название на другом языке, но только не на своем родном. Всем трем девушкам языки давались легко, и они получали от игры большое удовольствие.

Сердце юной Сайры радостно забилось, когда она увидела в дверях посыльного от принца. Но девушка тут же вспомнила про свое состояние. Острые ноготочки впились в кожу ладоней. Чье имя сейчас назовут? Кто из подруг займет ее место? Желание принца поскорее взять себе новую икбал казалось Сайре предательством, и она хмуро сдвинула брови.

Посыльный остановился напротив Фирузи, которая покраснела и почти сразу же побледнела.

— О счастливейшая из девственниц! Имею честь передать тебе, что наш господин, принц Селим, да продлит ему Аллах жизнь на тысячу лет, ждет тебя сегодня у себя в десятом часу.

— Слушаю и повинуюсь, — ответила блондинка дрожащим голосом.

Посыльный поклонился и удалился. В комнате воцарилась тишина. Девушки переводили взоры с Сайры на Фирузи и обратно, не зная, что сказать. Неловкую паузу нарушила наконец Сарина:

— Выходит, нашему господину уже наскучили твои зеленые глаза.

— Но и про твои желтые он не вспомнил! — резко проговорила Зулейка и ободряюще взяла Сайру за руку. — Твой язык, Сарина, остер, словно пчелиное жало!

Сайра решила снять напряжение:

— Я не могу разделить ложе моего господина, ибо ношу под сердцем его сына.

После этого девушки возбужденно заговорили все разом и сгрудились вокруг Сайры.

— Подождите! — смеясь, крикнула та. — Я не смогу ответить на ваши вопросы, если вы будете кричать, перебивая друг друга. — Девушки немного успокоились. — Мой сын родится в конце лета. Я до сих пор ничего не говорила о своей беременности, потому что хотела быть уверенной. И потом, когда я поставила об этом в известность нашего господина, он предупредил, чтобы я помалкивала вплоть до его возвращения из Константинополя.

Фирузи вдруг начала тихонько всхлипывать. Сайра ободряюще обняла ее за плечи:

— Ну, ну… я знаю, о чем ты сейчас думаешь, милая подруга. Не надо. Или ты уже забыла, о чем мы все договаривались?

— Значит, тебе все равно?

— Естественно, мне не все равно, но что поделаешь: такая у нас теперь судьба. И уж если нашему господину Селиму непременно нужно взять себе другую икбал, я счастлива, что он выбрал тебя, а не привел во дворец совершенно чужую женщину, которая посеяла бы в нашем гареме семена раздора.

— Значит, ты прощаешь меня?

— Уже простила. Хочешь надеть сегодня мою парчовую накидку? Она очень подходит по цвету к твоим глазам, и ты в ней будешь ослепительна. Я распоряжусь, чтобы Фекри укоротила ее для тебя.

Фирузи согласно кивнула, и легкая улыбка тронула ее губы.

Я последняя дура. — сказала она. — Просто мне стало страшно.

Сайра взяла подругу за руку и отвела ее в тихий угол комнаты.

— Садись, давай поговорим, — предложила она, указав на разложенные на полу разноцветные подушки, — Ничего не бойся, Фирузи. Поверь, у тебя пет оснований для страха. Селим на редкость мягкий и внимательный мужчина.

— Но ты его жена.

— Я его икбал, — поправила ее Сайра. — Если будет на то воля Аллаха, через пять месяцев стану кадиной. Только не воспринимай мир с точки зрения европейской морали. В нашем случае подобный взгляд на вещи не имеет будущего, и глупо, если ты будешь продолжать его исповедовать. Если повезет, то в следующем году у пас обеих будут сыновья. Воспитываясь рядом, они станут закадычными друзьями, как и мы с тобой. И вообще, разве это не ты год назад на Крите говорила мне, что возврата к прошлому нет?